Меня зовут Юлия. Мне 41 год. Я живу в России, в городе Новосибирске. Я хочу поделиться страшными эпизодами моего детства, рассказать не анонимно, а с открытым лицом. Моей вины в таком детстве нет, теперь нет и страха, и стыда, а есть только желание преодолевать установку преступников «не говори».
Я выросла в системе насилия, с отсутствием рамок личности вообще, поэтому мне даже трудно определить, кто был членом моей биологической семьи. Формально было много участников, а по факту у меня не было ни одного близкого человека в биологическом сообществе. Я — сирота уже более 30 лет. В этой системе я пережила все 4 вида насилия ( эмоциональное, физическое, финансовое и сексуальное) Я выжила в этой уродливой обстановке злоупотреблений. Сегодня я хочу рассказать о сексуальном развращении меня в малолетнем возрасте отчимом и биологической матерью.
Мои родители разошлись, когда мне было 10 лет. Через некоторое время мать привела в дом отчима и в моей жизни началась черная полоса насилия и ада. Отчим на человека был похож мало, больше на старое, больное, одержимое бешенством и примитивными инстинктами животное, с ним мать стремительно оскотинилась за считанные месяцы. Дом с двумя несовершеннолетними детьми превратился вместо пьяных оргий, драк, истерик, разврата.
Воспоминание… Мне 11 лет. Я сижу за столом. Ужинаю. Рядом сидит младшая сестра, за ней мать. Я одета в запашной махровый халат на поясе. Со спины ко мне подходит отчим и засовывает мне руку под халат, трогает мою грудь. Я впадаю в мертвый ступор, замираю от неожиданности и ледяного шока. Отчим за спиной, я его не вижу. Я смотрю на мать в надежде на ее бурную реакцию, но она усмехается и начинает весело смеяться. Немая сцена. Я немая и парализованная произошедшим. Никто ничего не говорит и не делает. Я чувствую испуг, страх, отвращение, ошарашенность, негодование, беспомощность, стыд, вину за всех, разочарование собой, что не могу защитить себя сама. Таких сцен в моем детстве было много. Сначала я молчала, а когда начала говорить, меня не слушали и не слышали. Сегодня я преодолеваю правило дисфункциональных семей «Не доверяй. Не говори. Не чувствуй» и буду кричать, кричать о своей боли, потому что со мной так обращаться нельзя.
Моя мать всячески способствовала моему растлению и участвовала в этом сама. Она не только поощряла приставания отчима, его подглядывания в ванной, демонстрацию сексуализированного поведения , она стала открыто с ним совокупляться на моих глазах и моей сестры, и даже тогда, когда моя сестра спала с ней в кровати. И отчим, и моя мать рассказывали обо всем родне, но те ничего не предпринимали, им удобнее было замалчивать происходящее, чем брать ответственность за действия и решения на себя.
Особенно отвратителен тот факт, что старшее поколение в этой семье позиционировало себя поборниками за высокую нравственность, непорочными святыми, а по факту оказались пособниками растлителей малолетних и соучастниками уголовщины. Они все остались и остаются безнаказанными по сей день. Я чувствовала себя среди них гадким утенком на птичьем дворе.
Мне тяжело и горько признавать, что я была одна, покинутый ребенок, козел отпущения за чужие грехи. Я была подавлена безграничным предательством и всевластием непредсказуемой группы психопатов, в которой находилась заложником долгие годы. Но я сказала себе тогда, что буду защищать себя как могу и это было очень мудрое решение подростка. Я выжила только благодаря себе, своей смелости и мужеству.
Когда я заканчивала 11 класс школы и поступала в институт, мой отчим набросился на меня в ванной и душил. Мать сидела в соседней комнате и радовалась. Ей вообще давненько хотелось избавиться от меня, как от неудавшегося проекта, отец-то ушел, а потом и вовсе умер. Я осталась жива, потому что это ублюдок меня вовремя отпустил.
Я чувствовала страх, горечь, негодование, стыд, что живу среди крайне неблагополучных безумных моральных калек. Но я не упала духом, а пошла себя защищать. Утром я спрятала свою черную шею под платок и пошла к друзьям. Я получила поддержку и сочувствие. Одна из подруг поехала со мной в милицию и помогла мне добиться, чтоб заявление приняли, ведь в 1996 году заявление у несовершеннолетней не принимали по закону, а мать — единственный опекун была на стороне насильника.
Я рассказывала о происшествии разным милиционерам, начальнику отдела полиции, они взяли мое заявление в работу и отправили меня на судебно-медицинскую экспертизу. Вечером отчима арестовали, открыли уголовное дело. Я ушла к родителям матери, ведь мне нужны были силы на восстановление, на экзамены, на дальнейшую жизнь. К сожалению, у следователя мать написала объяснительную, что я сама являюсь провокатором скандалов и мне достается мало, нужно больше. Дело закрыли за отсутствием состава преступления. Я пыталась обжаловать через прокуратуру, но тщетно. Моему деду госорганы дали рекомендацию лишить мою мать родительских прав, но он этого делать не захотел, а впоследствии стал оправдывать ее поведение, став явным ее соучастником.
В институт я поступила, вышла замуж. Сейчас у меня семья и трое детей-подростков. Я живу наполненной жизнью, у меня есть свой дом, работа, творчество, спорт, общение с теплыми людьми. Я живу наполненной жизнью. Но система насилия, в которой я росла, оставила след в моем восприятии мира и я вынуждена работать с травмами прошлого, с последствиями ПТРС, чтобы моя жизнь была живой, настоящей и самое главное – была МОЕЙ жизнью.
